 |
|
|
||||||||||||||
|
|
|
|
|||||||||||||
|
|
|
||||||||||||||
|
Орфей и Сын Человеческий "Красавица и Чудовище"это сказка, напоминающая цветок, который, встретившись нам в лесной чащобе, настолько изумляет, что какое-то время не замечаешь, к какому классу, роду и виду он относится. Присущий этой истории элемент тайны является универсальным компонентом не только мифологических сказаний, но и ритуалов, изображающих тот или иной миф или породивших его. Типичным примером такого ритуала и мифа, передающих указанное психологическое ощущение, являются греко-романский культ Диониса и сменивший его культ Орфея. Оба этих культа сопровождались ритуалами посвящения, известными как "мистерии". Они продолжили развитие символики, связанной с богочеловеком андрогинного типа, владевшего, как считалось, сокровенным знанием животного и растительного мира и являвшегося главою посвящения Дионисийский культ включал оргиастические ритуалы, означавшие для посвящаемого необходимость без остатка погрузиться в животное состояние и тем самым испытать в полном объеме оплодотворяющую силу Матери-Земли. С этой целью в обряде использовалось вино, которое, как предполагалось, должно было символически понизить уровень сознания новичка при первом его ознакомлении с тщательно охраняемыми тайнами природы. Их суть выражалась символом эротического свершения: единением Диониса и Ариадны, его супруги, в церемонии священного брака. Со временем ритуалы Диониса утратили свою эмоциональную религиозную силу. Возникло почти восточное стремление к освобождению от их сосредоточенности исключительно на чисто природных символах жизни и любви. Дионисийский культ, постоянно перемещающийся от духовного к физическому и обратно, видимо, показался слишком диким и беспокойным для некоторых более аскетически настроенных натур. Последние перешли к внутреннему переживанию религиозного экстаза, став поклоняться Орфею. Орфей, скорее всего, был реальной личностью певцом, проповедником и учителем, принявшим мученическую смерть за веру. Его могила стала местом религиозного поклонения. Не удивительно, что раннехристианская церковь видела в Орфее прототип Христа. Обе религии принесли в позднеэллинский мир обет будущей божественной жизни. В период заката греческой культуры в Римской империи, Орфей и Иисус, будучи людьми и в то же время посланниками божественных сил, несли в массы страстно желаемую надежду на лучшую жизнь в будущем. Впрочем, между культами Орфея и Христа было одно важное различие. Хотя и в сублимированной мистической форме, орфические таинства не давали угаснуть прежним дионисийским верованиям. Духовный импульс исходил при этом от полубога, воплощавшего наиболее важное качество религии, порожденной культурой земледелия. Этим качеством, унаследованным из привычной прежде структуры восприятия богов плодородия, появлявшихся лишь на один сезон полевых работ, была цикличность вечно повторяющийся цикл рождения, роста, созревания и падения. Христианство, с другой стороны, упразднило мистерии. Христа породила патриархальная, кочевая, пасторальная религия, пророки которой представляли Мессию существом абсолютно божественного происхождения. Сын Человеческий, хотя и рожденный от девы на земле, вел свое начало с небес, поскольку появился на свет в результате божественного акта вочеловечивания. После смерти он вернулся на небо, причем насовсем чтобы царствовать одесную Господа Бога до Второго Пришествия, "когда и мертвые восстанут". Конечно, аскетизм раннего христианства не был длительным. Память о циклически празднуемых мистериях до того одолевала их последователей, что со временем церковь была вынуждена включить в свои обряды многие обычаи языческого прошлого. Следы наиболее важных из них можно обнаружить в старых записях о том, что делалось в Святую Субботу и в Пасхальное Воскресенье во время празднования Воскрешения Христова это, например, крещенская служба, которую средневековая церковь превратила в соответствующим образом оформленный и глубоко символичный ритуал посвящения. Тот ритуал, однако, еле дожил до наших времен и полностью отсутствует у протестантов. Значительно лучше сохранился католический обряд поднятия потирной чаши во время литургии причащения, до сих пор имеющий значение главного таинства посвящения. Вот как описывает его др Юнг в своей работе "Трансформация символов в толпе": "Поднятие потирной чаши в воздух подготавливает одухотворение ... вина. Это подтверждает призывание Святого Духа, осуществляемое в этот же момент... Молитва призывает Святой Дух снизойти в вино, поскольку именно Святой Дух порождает, пресуществляет и преображает... После поднятия потир в прежние времена ставили справа от облатки, подразумевая, что кровоточащие раны Иисуса находились с правой стороны его тела".
|
|
||||||||||||||