3

Mach's Kurz!

Am jungsten Tag ist's nur ein Furz.

Goethe.

Спустя два года после первого состоялся второй частный конгресс психоаналитиков, на этот раз в Нюрнберге (март 1910 г.) За этот промежуток времени под впечатлением того приема, который оказан был психоанализу в Америке, всевозрастающего враждебного отношения к нему в немецких странах и неожиданного усиления психоанализа вследствие присоединения цюрихской школы у меня возникло намерение, которое при содействии моего друга S. Ferenczi я и привел в исполнение на втором конгрессе. Я решил организовать психоаналитическое движение, перенести центр его в Цюрих и поставить во главе человека, который позаботился бы о его будущем. Так как учреждение это вызвало среди сторонников анализа много разногласий, я хочу подробнее изложить мои мотивы. И я надеюсь тогда на оправдание, даже если бы оказалось, что я, действительно, не сделал ничего разумного. Я считал, что связь с Веной молодому движению не в пользу, а во вред. Центр вроде Цюриха, сердца Европы, где академический преподаватель дал психоанализу доступ в свой институт, сулил мне куда больше надежд. Далее, я полагал, что второй помехой является моя личность, оценка которой слишком спуталась из за партийной ненависти и пристрастия; то меня сравнивали с Дарвином, Кеплером, то ругали паралитиком. Я хотел поэтому отодвинуть себя на второй план так же, как и тот город, где возник психоанализ. К тому же я уже не был молодым, видел перед собой долгий путь и мне было тяжело, что на мою долю в таком возрасте выпала обязанность быть вождем. Но ведь должен же быть кто нибудь вождем, думал я. Я слишком хорошо узнал, какие заблуждения подстерегают каждого, кто стал бы заниматься анализом, и надеялся, что можно избегнуть многих заблуждений, если установить какой нибудь авторитет, готовый давать советы и наставления. Такого рода авторитетом, прежде всего, обладал я, вследствие незаменимых преимуществ почти пятнадцатилетнего опыта. Мне было поэтому важно передать эту авторитетную роль более молодому человеку, который, после моей смерти, разумеется, стал бы моим заместителем. Таковым мог быть только К. G. Jung, так как Bleuler приходился мне ровесником, в пользу же Jung'a говорили его выдающееся дарование и уже внесенные им вклады в анализ, его независимое положение и впечатление уверенной в себе силы, которая производила его личность. К тому же он готов был вступить со мной в дружеские отношения и отказался ради меня от расовых предрассудков, которыми раньше он был заражен. Я и не подозревал тогда, как неудачен был этот выбор при всех его выгодах, что он упал на человека, который, не будучи способен подчиняться чьему бы то ни было авторитету, меньше всего мог сам стать авторитетом и энергия которого ушла на беспощадное преследование своих же собственных интересов.

Я считал необходимой форму официального общества, так как опасался, что психоанализом, как только он станет популярным, станут злоупотреблять. Должна же быть инстанция, правомочная объявить: со всей этой бессмыслицей анализ не имеет ничего общего, это не психоанализ. На заседаниях местных групп, из которых образовалось интернациональное общество, должны были учить, как вести анализ, врачи должны были совершенствоваться, и за деятельность их могла быть дана своего рода гарантия. Мне казалось также желательным, чтобы сторонники психоанализа сходились для дружеского общения и взаимной поддержки, после того как официальная наука предала анафеме и объявила бойкот врачам и учреждениям, применявшим его.

Основанием "Интернационального психоаналитического общества" я хотел достичь именно этого и ничего другого. Но это, должно быть, оказалось больше того, что было возможно. Подобно тому, как моим противникам пришлось убедиться в невозможности остановить новое движение, так и мне предстояло убедиться в том, что его не удастся вести по тому пути, который я для него нарисовал. Сделанное Ferenczi предложение было принято. Jung, избранный председателем, сделал Riklin'a своим секретарем; решено было так же издавать журнал, который связал бы центральный орган с местными группами. Цель общества была следующая: разработка и поощрение основанной Freud'ом психоаналитической науки как в чистой психологии, так и в приложении к медицине и к гуманитарным наукам; взаимная поддержка членов в стремлениях приобретать и распространять психоаналитические знания. Проект встретил со стороны венцев сильное возражение. Adler в страстном возбуждении высказал опасение, что тут имеется в виду цензура и ограничение научной свободы. Затем венцы уступили, после того как провели постановление, что центральный орган общества будет не в Цюрихе, а там, где будет жить избранный на два года председатель.

На самом конгрессе сконструировались три местных группы: берлинская, под председательством Abraham'a, цюрихская, которой пришлось уступить своего руководителя центральному управлению общества, и венская, ведение которой я предоставил Adler'y.

Четвертую группу, в Будапеште, можно было создать лишь позднее. Bleuler'y помешала болезнь быть на конгрессе, но позднее он высказал принципиальное соображение против вступления в Общество, и хотя, после личного объяснения со мной, согласился на это, однако через некоторое время вследствие недоразумений в Цюрихе снова вышел из него. Тем самым была порвана связь между цюрихской местной группой и лечебным заведением Burgh?1zli.

Следствием Нюрнбергского конгресса было также основание журнала "Zentralblatt f?r Psychoanalyse", для которого объединились Adler и Stekel. Первоначально этот журнал был создан для оппозиции и с тем, чтобы вернуть Вене гегемонию, находившуюся в опасности вследствие избрания Jung'a. Но когда оба лица, предпринявшие издание журнала, затрудняясь найти издателя, убедили меня в своих мирных намерениях и, как доказательство своего образа мыслей, предоставили мне право veto, я взял издательство на себя и стал ревностно сотрудничать в новом органе, первый номер которого появился в сентябре 1910 г.

Продолжаю историю психоаналитических конгрессов. Третий конгресс состоялся в сентябре 1911 г. в

Веймаре и превзошел предыдущие по настроению и научному интересу. J. Patnem, присутствовавший на этом собрании, выразил затем в Америке свое удовлетворение и уважение к "the mental attitude" участников его и цитировал мои слова относительно них: "Вы научились терпеть известную долю истины". В самом деле у каждого, кто посещал эти научные конгрессы, должно было остаться впечатление, самое благоприятное для психоаналитического общества. Я сам вел заседания на первых двух конгрессах, представлял каждому докладчику достаточно времени для его сообщений; дискуссий же в собственном смысле не было, - они были заменены частным обменом мнений. Jung же, который в Веймаре в качестве председателя взял ведение конгресса на себя, открывал дискуссии после каждого доклада, что тогда еще не так сильно мешало.

Совсем другую картину представил спустя два года четвертый конгресс в Мюнхене, в сентябре 1913 г., воспоминание о котором свежо еще у всех участников. Jung вел его недостойным и некорректным образом, докладчики были ограничены во времени, прения превзошли по времени сами доклады. Злой дух Hoche свил себе по иронии судьбы гнездо в том же самом доме, где аналитики вели свои заседания. Hoche мог бы без особого труда убедиться, как они доводят до абсурда данную им характеристику фанатической секты, слепо следующей за своим вождем. Утомительные и неприятные заседания привели к повторному избранию Jung'a в председатели интернационального общества, которое Jung принял, хотя две пятых из числа присутствовавших отказали ему в своем доверии.

Мы расстались с ним без всякой потребности встретиться снова.

Состояние интернационального психоаналитического общества ко времени этого конгресса было следующее: местные группы Вены, Берлина, Цюриха создались уже на конгрессе в Нюрнберге в 1910 г. В мае 1911 г. прибавилась еще группа в Мюнхене под председательством доктора Self'а. В том же году образовалась первая американская местная группа под названием: "Тhe New York Psychoanalytic Society" под председательством А. В г i l l'а. На Веймарском конгрессе было решено основать вторую американскую местную группу, которая в течение ближайшего года вступила в жизнь как "American Psychoanalytic Association", объединила членов из Канады и всей Америки и выбрала Patnem'a своим президентом и Е. Jones'a секретарем. Незадолго до Мюнхенского конгресса (1913) начала действовать Будапештская местная группа под председательством S. Ferenczi. Вскоре после того, переселившись в Лондон, Е. Jones основал там первую английскую группу. Число членов существующих ныне восьми местных групп не дает, конечно, никакого критерия для суждения о количестве не вошедших в организацию последователей и сторонников психоанализа. Краткого упоминания заслуживает также и развитие психоаналитической периодической прессы. Первым периодическим изданием по психоанализу были "Schriften f?r angewandten Seelenkunde", которые появлялись в неопределенные сроки с 1907 г. и достигли пятнадцатого выпуска.(Издателями были сначала Н. Heller в Вене, затем F. Dentike.) Здесь изданы Freud (1 и 7), Riklin, Abraham, Jung (4 и 11), Rank (5 и 13), Sadger, Pfister, M. Gros, Jones (10 и 14) Storfer и v. Hug Helmuth. Основание "Imago", о котором придется упомянуть позднее, несколько уменьшило значение этого издания. После Зальцбургского съезда (1908) был вызван к жизни "Jahrbuch f?r psychoanalytische und psychopatologische Forschungen", который под редакцией Jung'a выдержал пять лет издания и теперь под новой редакцией и с несколько измененным названием, "Jahrbuch f?r Psychoanalyse" вновь выходит в свет. Он также не стремится, подобно прежнему Jahrbuch'y, в последние годы быть собранием однородных сочинений, но желает в своей редакционной деятельности поставить себе задачей оценку всех процессов и всех приобретений в области психоанализа. "Zentralblatt f?r Psychoanalyse", как упомянуто выше, задуманный Adler'oм и Stekel'oм, после основания интернационального общества (N?rnberg, 1910) в короткое время пережил много перемен. Уже десятый выпуск первого тома выходит с извещением на первой странице, что доктор Alfred Adler решил добровольно выйти из состава редакции вследствие научных разногласий с издателем. Доктор Stekel остался с тех пор единственным редактором журнала (лето 1911 г.) На Веймарском конгрессе "Zentralblatt" сделался официальным органом интернационального общества и стал высылаться всем членам за повышенный годичный членский взнос. С третьего номера второго издания (зимой 1916 г.) Stekel стал единственным лицом, ответственным за содержание работ журнала. Его с трудом поддающееся описанию поведение заставило меня сложить с себя издательство и поспешно создать для психоанализа новый орган "Internationale Zeitschrift f?r?rztliche Psychoanalyse" при содействии почти всех прежних сотрудников и нового издателя Н. Heller'a. Первый выпуск этого журнала мог появиться в январе 1913 г. и стать вместо Zentralblatt'a официальным органом интернационального психоаналитического общества.

Между тем с начала 1912 г. доктор Hans Sachs и доктор Otto Rank создали новый журнал "Imago" (издание Н. Heller'a), предназначавшийся исключительно для применения психоанализа к гуманитарным наукам. "Imago" переживает теперь середину третьего года издания и все больше заинтересовывает читателей, далеких от врачебного анализа.

Кроме этих четырех периодических изданий ("Schriften f?r angew. Seelenkunde", "Jahrbuch",."Intern. Zeitschrift", "Imago") и другие немецкие и иностранные журналы помещают работы, которые могут занять место в психоаналитической литературе. Издаваемый М. Prince'oм "Journal of abnormal psychology" содержит обычно так много хороших аналитических статей, что его можно считать главным представителем аналитической литературы в Америке. Зимой 1913 г. Е. Eliffe в Нью Йорке выпустил в свет новый, посвященный исключительно психоанализу, журнал ("The Psychoanalytic Review"), который, конечно, считается с тем, что для большинства интересующихся анализом американских врачей немецкий язык может послужить препятствием к ознакомлению.

Мне приходится теперь упомянуть о двух отделившихся от психоанализа течениях среди сторонников психоанализа - первое из них появилось между основанием общества (1910) и Веймарским конгрессом (1911), второе после этого в Мюнхене (1913). Можно было бы избежать многих разочарований, которые они мне принесли, если больше обращать внимания на то, что происходит с лицами, подвергающимися психоаналитическому лечению. А именно: я очень хорошо знал, что при первом знакомстве с горькими истинами психоанализа можно обратиться в бегство, и сам всегда утверждал, что каждому мешают понимать его вытеснения (respective - сохраняющие их сопротивления), так что в своем отношении к анализу можно дойти только до определенного пункта. Но я не ожидал, чтобы при определенном глубоком понимании анализа можно было вновь отказаться от своего понимания и утерять его. И все таки повседневный опыт на больных показал мне, что абсолютное отклонение аналитических истин может исходить из тех глубоких слоев, в которых имеется особенно сильное сопротивление; если тяжелым путем добиться у такого больного, чтобы он усвоил некоторую часть психоаналитического знания и научился бы пользоваться им, как собственным своим достоянием, то на нем же можно убедиться, что, очутившись во власти следующего сопротивления, он не находит поддержки во всей своей науке и начинает сопротивляться так же, как в те дни, когда он еще был совсем новичком. Мне пришлось убедиться, что с психоаналитиками дело обстоит так же, как и с больными при анализе.

Совсем нелегкая и незавидная задача - писать историю этих двух отколовшихся движений, потому что, с одной стороны, у меня нет на то достаточно сильных личных побуждений - я не жду благодарности и не в достаточной степени мстителен, - с другой стороны, я знаю, что тем самым навлекаю на себя позор в глазах не очень то достойных противников и доставляю врагам страстно желанное зрелище, как психоаналитики терзают друг друга. Мне стоило много борьбы с собой, чтобы не иметь с противниками дел вне анализа, теперь же я вижу себя вынужденным начать борьбу с прежними сторонниками или с теми, которые и теперь желают ими именоваться. Но у меня нет другого выбора, молчать было бы ленью или трусостью и более повредило бы делу, чем открытое разоблачение существующих недостатков. Кто следил за другими научными движениями, тот знает, что вполне аналогичные разногласия и недоразумения, как правило, имеют место и там. Разве только в других местах их старательнее скрывают; психоанализ, отрицающий многие условности, и в этом отношении откровеннее.

Другое сильное неудобство заключается в том, что я не могу вполне избегнуть аналитического освещения обеих противных сторон. Анализ же не годится для полемических приемов. Он предполагает согласие анализируемого и подчинение его авторитету аналитика. Поэтому тот, кто прибегает к анализу в целях полемических, должен быть готов к тому, что и анализируемый обратит против него анализ, и эта дискуссия примет такую форму, что всякая возможность составить себе убеждение для беспристрастного третьего лица будет совершенно исключена. Я доведу поэтому до минимума анализ, и тем самым нескромность и агрессивность по отношению к своим противникам, и прибавлю к тому же, что научную критику я не обосновываю такими средствами. Я не касаюсь того, что, может быть, и истинно в отвергнутых мною учениях, не пытаюсь их и опровергать. Пусть это будет предоставлено другим работникам в области психоанализа; отчасти это уже и сделано. Я хочу только показать, что именно и в каких пунктах эти учения отрицают основные положения анализа и почему они не должны называться этим именем. Итак, я пользуюсь анализом только для того, чтобы объяснить, как могли возникнуть у аналитиков эти уклонения от анализа. Во всяком случае, в пунктах расхождения я должен и критическими замечаниями защищать права психоанализа.

Психоанализ поставил своей ближайшей задачей объяснение неврозов и взял за исходные пункты оба факта - сопротивления и перенесения и, принимая во внимание третий факт - амнезии, дал им объяснение в теориях о вытеснении, сексуальных двигательных силах невроза и о бессознательном. Он никогда не предъявлял претензий на то, чтобы вообще дать исчерпывающую теорию душевной жизни человека, но требовал только, чтобы применяли его положения для дополнения и корректуры нашего знания, приобретенного любым иным путем. Теория Alfred'а Adler'a идет гораздо дальше этой цели; она хочет поведение и характер людей объяснить тем же приемом, что и невротические и психические заболевания их; она, действительно, более соответствует всякой другой области, чем области невроза, которую она все таки выставляет на первый план, вследствие истории своего возникновения. Я в течение многих лет имел возможность изучать доктора Adler'a и всегда отзывался о нем, как о крупном уме, особенно склонном к абстрактному мышлению. Как пример "преследований", которым, как он утверждал, он подвергался с моей стороны, я могу сослаться на то, что после основания общества я передал ему ведение венской группы. Только настоятельные требования всех членов общества побудили меня взять на себя снова председательство в научных заседаниях. Когда я убедился в его неспособности к оценке именно бессознательного материала, я стал ожидать, что он сумеет открыть связь психоанализа с психологией и биологическими основами процессов влечений (Triebvorgange), на что давали мне право, до известной степени, его интересные труды по малоценности органов. Он, действительно, создал нечто подобное, но его труд вышел таким, как будто бы (als ob), говоря на его жаргоне, он был предназначен для доказательства того, что психоанализ во всех отношениях неправ и отстаивает значение сексуальных факторов только благодаря легковерному отношению к рассказам невротиков. О чисто личных мотивах его деятельности также приходится говорить публично, так как он сам раскрыл их в небольшом кругу членов венской группы заявлением: "Не думаете ли вы, что для меня большое удовольствие всю жизнь стоять в вашей тени?". Я еще не вижу ничего недостойного, когда молодой человек открыто сознается в своем честолюбии, которое и без того можно предполагать как один из рычагов его работы. Но и находясь во власти такого мотива, надо избегать стать тем, что англичане, при их деликатном общественном такте, называют "unfair" - понятие, для которого у немцев куда более грубое выражение. Как мало это удалось Adler'y, показывает масса мелочной злобы, которая искажает его труды, и черты необузданной страсти в претензиях на первенство, которые скрываются в них. В венском психоаналитическом обществе нам пришлось однажды прямо услышать, что он претендует на первенство в деле выяснения взгляда об "единстве неврозов" и о "динамическом" понимании их. Это было для меня большим сюрпризом, так как я всегда полагал, что я отстаивал оба эти принципа еще до моего знакомства с Ad1еr'ом.

Это стремление Adler'a к "месту под солнцем" имело еще одно следствие, которое психоанализ должен ощущать как благодетельное. Когда я, по выяснении непримиримых научных противоречий, заставил Ad1ег'а выйти из состава редакции Zеntra1blatt'a, он оставил и Общество, основав новое общество, которому дал красивое название "Общество для свободного психоанализа". Но люди, стоящие в стороне от анализа, очевидно, так же мало способны разобраться в различии воззрений двух психоаналитиков, как и мы, европейцы, способны разобраться в нюансах, которыми лицо одного китайца отличается от другого. "Свободный" психоанализ продолжал оставаться в тени "официального", "ортодоксального" психоанализа и считаться только придатком последнего. Тогда Ad1ег сделал заслуживающий благодарности шаг, порвав всякую связь с психоанализом, отграничив от него свое учение как "индивидуальную психологию". В Божьем мире так много места, что всякий, кто только может, имеет право без стеснений бродить по белу свету, но нежелательно жить под одной кровлей, когда уже более не понимают и не переносят друг друга. "Индивидуальная психология" Adler'a в настоящее время составляет одно из многочисленных психологических течений, враждебных психоанализу, дальнейшее развитие которых лежит вне круга его интересов. Теория Ad1ег'а с самого начала была системой, чего психоанализ старательно избегал. Она также - превосходный пример "вторичной обработки", которую проделывает над материалом сновидений наше бодрствующее мышление. Материал сновидений в этом случае заменяется вновь приобретенным материалом психоаналитических исследований, но воспринимается обычно с точки зрения собственного "Я", подводится под обычные для этого "Я" категории, подвергается изменениям и точно так же ложно и неправильно истолковывается, как это бывает и при образовании сновидений. Теория Adler'a характеризуется не столько тем, что она утверждает, сколько тем, что отрицает; она состоит из трех неравноценных элементов: довольно приличных вкладов в психологию "Я", излишних, но приемлемых переводов установленных психоанализом фактов на новый жаргон и из искажения и запутывания последних, поскольку они не соответствуют предпосылкам "Я". Психоанализ всегда признавал элементы первого рода, хотя и не обязан был уделять им особого внимания. Гораздо интереснее было показать, что ко всем стремлениям "Я" примешиваются либидозные компоненты. В противоположность этому учение Adler'a подчеркивает эгоистические добавления к либидозным влечениям. Это было бы значительным выигрышем, если бы Adler не пользовался этим, чтобы отрицать из за компонентов влечений "Я" либидозные душевные движения. В данном случае его теория проделывает то же самое, что делают все больные и что происходит и с нашим сознательным мышлением вообще, а именно - рационализацию, как называет ее Jones для прикрытия бессознательного мотива. При этом Ad1ег настолько последователен, что даже считает самым сильным мотивом полового акта желание указать женщине свое превосходство, быть сверху. Я не знаю, защищает ли он эту нелепость и в своих трудах. Психоанализ давно открыл, что невротический симптом обязан своим существованием компромиссу. Поэтому он должен так или иначе пойти навстречу требованиям "Я", от которого исходит вытеснение; он должен давать некоторые преимущества, допускать полезное применение, иначе он подвергся бы той участи, что и первоначально отклоненное влечение. Термин "достижение благодаря болезни" считался c этим фактом; правильно было бы различать первичное достижение "Я", действительное уже при возникновении симптома, от "вторичных" достижений, которые присоединяются к остальным намерениям "Я" в случае, если симптом оказывается длительно стойким. Также давно уже известно анализу, что лишение этого достижения вследствие болезни или совершенное прекращение его вследствие изменения реальной жизни, является одним из моментов освобождения от симптома. В учении Adler'a подчеркиваются; главным образом, именно вполне понятные отношения, которые всегда нетрудно установить. При этом совершенно упускается из виду, что "Я" бесчисленное множество раз просто поневоле мирится с нежелательным, навязанным ему симптомом из за связанных с ним преимуществ, например, пользуясь страхом, как защитительным средством. "Я" играет при этом смешную роль глупого "рыжего" в цирке, который своими жестами думает внушить зрителям, что все перемены на арене совершаются только по его команде. Но этому верят только юнцы.