В Библиотеку →

Зигмунд Фрейд - "Неизбежна ли война?"

(Письмо Альберту Энштейну)"

Вена, сентябрь 1932

Дорогой господин Эйнштейн!

Узнав, что вы намереваетесь предложить мне участвовать в обсуждении темы, интересующей вас и, по вашему мнению, заслуживающей внимания других людей, я сразу же согласился. Я предполагал, что избранная вами тема будет обсуждаться на уровне возможных сегодня знаний, и каждый из нас, физик или психолог, сможет найти свой особый подход к ней, и, таким образом, все мы, отправившись в путь с разных сторон, смогли бы встретиться в одном и том же пункте. Но затем меня привела в большое изумление постановка вопроса: что можно сделать, чтобы отвести от человечества зловещую опасность войны. В первый момент я буквально испугался при ощущении своей (я едва не сказал - нашей) некомпетентности, поскольку вопрос о войне казался мне практической задачей, разрешаемой государственными деятелями. Но затем я понял, что вы поставили вопрос не как естествоиспытатель и физик, но как гуманно настроенный человек, действующий в рамках призывов Лиги Наций, подобно тому как исследователь Севера Фритьоф Нансен взял на себя миссию помощи голодающим и оставшимся без родины жертвам мировой войны. Я подумал также и о том, что от меня не ждут практических предложений, я должен всего лишь рассказать, как выглядит проблема предотвращения войны с точки зрения психолога.

Но и об этом вы уже сказали в своем письме самое главное. Тем самым вы ослабили ветер в моих парусах, и я охотно поплыву в вашем кильватере, довольствуясь подтверждением всего, что вы пишете, но разверну ваши тезисы более пространно на основании моих знаний или предположений.

Вы начинаете с отношения права и власти. Наверняка это верный исходный пункт для нашего исследования. Но нельзя ли мне заменить слово "власть" более резким и жестким словом "сила"? Право и сила являются сегодня противоположностями. Легко показать, что право возникло из силы, и, если мы отойдем к истокам и посмотрим, как это произошло в самом начале, мы без усилий увидим суть проблемы. Но извините меня, что я сейчас изложу всем известное и общепризнанное так, словно бы я рассказывал нечто новое, наша тема заставляет меня сделать это.

Принципиальным является то, что конфликты интересов разрешаются среди людей с помощью силы. Так обстоит дело во всем животном мире, из которого человек не должен себя исключать; у людей добавляются лишь конфликты мнений, простирающиеся до высочайших вершин абстракции и требующие, по всей видимости, других способов своего разрешения. Но это более позднее осложнение. Вначале в небольшой человеческой орде лишь сила мышц решала, кому что должно принадлежать и чья воля должна возобладать. Но очень скоро сила мышц дополняется и заменяется использованием предметов для защиты и нападения; побеждает тот, у кого есть лучшее оружие и кто более ловко умеет им пользоваться. Уже с появлением оружия духовное превосходство начинает занимать место голой мускульной силы; конечная же цель схватки остается неизменной - один из противников посредством наносимых ему повреждений и ослабления его сил должен отказаться от своих притязаний и противоборства. Наиболее основательно эта цель достигается в том случае, если сила устраняет противника, то есть убивает его. Преимущества здесь в том, что противник уже никогда больше не поднимется для нового сопротивления и его судьба будет устрашать всех, желающих последовать его примеру. Кроме того, убийство врага удовлетворяет инстинктивную склонность, о которой мы поговорим позднее. Но намерению убить противостоит соображение, что врага можно использовать для полезных работ, если, победив и укротив его, сохранить ему жизнь. В таком случае сила удовлетворяется порабощением врага, но победитель теперь должен считаться с жаждой мести побежденного, и тем самым он ослабляет свою собственную безопасность.

Таким представляется первоначальное состояние, господство большей власти, голой или опирающейся на интеллект силы. Мы знаем, что этот режим в ходе развития изменился, дорога вела от силы к праву, но какова эта дорога? По моему, возможен был лишь один путь. Суть его в том, что большая сила одного могла быть ослаблена благодаря объединению нескольких слабых. L'union fait la force . Сила сламывается единством, власть этих объединившихся представляет собой право в противоположность силе отдельного человека. Мы видим, что право - это власть группы, сообщества. Право и в данном случае все еще сила, направленная против каждого отдельного человека, сопротивляющегося этой группе, оно работает силовыми средствами и преследует те же цели. Действительное различие заключается лишь в том, что решает уже не сила каждого отдельного человека, но сила сообщества. Но чтобы осуществился поворот от силы к новому праву, должно быть выполнено одно психологическое условие. Объединение многих должно быть постоянным, длительным. Если же оно устанавливается лишь для победы над кем то одним, сверхсильным, и распадается по достижении цели, то этим еще ничего не достигается. Кто то другой, считающий себя сильнее, снова будет стремиться к господству, и эта игра будет продолжаться до бесконечности. Сообщество должно сохраняться, организовываться, создавать предписания, предупреждающие опасные мятежи, определять органы, наблюдающие за выполнением предписаний или законов, и обеспечивать регулярные и своевременные силовые акции. На основе признания подобного единства интересов среди членов подобным образом объединившейся группы людей формируется общность чувств и чувство общности, что и составляет их реальную крепость.

Тем самым, на мой взгляд, налицо уже все существенное - преодоление силы посредством перенесения власти на более крупное единство, поддерживаемое общностью чувств своих членов. Все дальнейшее есть лишь детализация и повторение. Отношения будут простыми до тех пор, пока сообщество будет представлено некоторым числом одинаково сильных индивидуумов. В подобном случае законы этого объединения диктуются тем, в какой мере каждый отдельный человек должен отказаться от личной свободы в использовании своей силы как власти, чтобы сделать возможной совместную жизнь членов сообщества. Но подобное состояние покоя можно помыслить лишь теоретически, в действительности же положение дел осложняется тем, что сообщество с самого начала охватывает неравные с точки зрения силы компоненты: мужчин и женщин, родителей и детей, а после войны и порабощения еще и победителей и побежденных, которые по отношению друг к другу выступают как хозяева и рабы. Право сообщества в таком случае становится выражением неравного соотношения сил в его среде, законы издаются теми, кому принадлежит власть, охраняют их интересы и предоставляют мало прав побежденным. С этого момента в сообществе наличествуют два источника правовых волнений и правовых усовершенствований. Во первых, это попытки отдельных из власть имущих возвыситься над общепринятыми ограничениями и вернуться от господства права к господству силы, во вторых, постоянные попытки угнетенных добиться большей власти и подтверждения этого законом, что означало бы продвижение вперед от неравного права к равному праву для всех. Это последнее устремление становится особенно значительным, когда внутри общественного организма происходят действительные смещения в соотношении сил, как это и случается под воздействием многочисленных исторических факторов. Право может в таком случае постепенно приспосабливаться к новому соотношению сил, или - что случается чаще - господствующий класс оказывается неготовым к тому, чтобы признать правомерность подобных изменений, - так начинаются восстания,гражданские войны, то есть происходит временное упразднение права, и снова начинается проба сил, в результате которой устанавливается новый правопорядок. Но есть и еще один источник изменения права, обнаруживающий себя исключительно мирным способом, - это культурное развитие членов человеческого сообщества, что, впрочем, относится уже к такому контексту, который может быть принят во внимание лишь позднее.

Таким образом, мы видим, что и в рамках одного сообщества не удается избежать силового разрешения вступающих в конфликт интересов. Но воздействие объединяющих моментов, обусловленных совместной жизнью на одной и той же территории, благоприятствует быстрому окончанию подобных схваток, так что постоянно возрастает вероятность мирных исходов. И все же взгляд на историю человечества открывает нашим глазам беспрерывную цепь конфликтов между одним сообществом и другим или даже несколькими, между большими и меньшими группами, областями, местностями, племенами, народами, империями, которые почти всегда разрешаются при помощи силы и посредством войны. Подобные войны заканчиваются ограблением или полным порабощением, завоеванием одной из воюющих сторон. О захватнических войнах нельзя судить одинаково. Одни из них, исходившие, к примеру, от монголов или турок, приносили сплошные беды, другие же, напротив, способствовали преображению силы в право, ибо в результате их образовывались более крупные сообщества, внутри которых запрещалось применение силы и конфликты разрешались на базе нового правопорядка. Так, завоевание римлянами стран Средиземного моря привело к бесценному Pax Romana. Страсть французских королей к приросту территории привела к созданию мирной, объединенной и цветущей Франции. Как ни парадоксально это звучит, но нельзя отрицать, что война могла бы стать средством к достижению желанного "вечного" мира, ибо именно благодаря ей создавались те большие сообщества, внутри которых сильная центральная власть устраняла дальнейшие войны. Но все же война не стала этим средством, поскольку успехи завоеваний, как правило, недолговременны; вновь созданные единства и сообщества опять распадаются, по большей части из за недостаточного притяжения отдельных частей, объединенных насильно. И кроме того, завоевания до сих пор способствовали лишь частичным объединениям, хотя бы и на больших пространствах, конфликты же между ними становились затем еще более неизбежными. В результате всех этих воинских усилий человечество заменило многочисленные, практически непрерывные локальные войны редкими, но тем более опустошительными тотальными войнами.

Обращаясь к нашей современности, мы получим тот же результат, который уже вытекает из этого краткого обзора. Надежное предотвращение войн возможно лишь в том случае, если люди объединятся для введения центральной власти, которой передадут право окончательного решения во всех конфликтах, вытекающих из различия интересов. Для этого должны быть непременно выполнены два условия: то, что такая верховная инстанция будет создана, и то, что ей будет предоставлена необходимая власть. При отсутствии одного из этих условий ничего не получится. Лига Наций задумывалась в качестве подобной инстанции, но второе условие оказалось невыполненным; Лига Наций не имеет собственной власти и может получить ее лишь в том случае, если члены нового объединения, отдельные государства, передадут ей свою власть. Но в настоящее время на это слишком мало надежды.

Институт Лиги Наций совершенно невозможно понять, если не знать, что она представляет собой попытку, на которую история человечества отваживалась нечасто, а возможно, еще и ни разу в подобном масштабе. Это попытка обосновать авторитет, то есть принуждающее к подчинению влияние, обычно основанное на власти, на апелляции к некоторым идеальным предпосылкам. Мы уже слышали, что две вещи удерживают сообщество вместе: давление силы и общность чувствований составляющих его людей, что иначе можно еще назвать идентификацией. Если один из этих моментов вдруг теряет силу, то сообщество еще может сохраниться. Общность чувств или объединяющие идеи, естественно, могут иметь значение лишь тогда, когда в них находят свое выражение весьма важные общие черты членов сообщества. Речь идет лишь о том, насколько они сильны. История учит, что они и в действительности имели порой довольно большое влияние. Панэллинистическая идея, к примеру, то есть сознание того, что быть членом определенного социума есть нечто лучшее, чем находиться за его пределами в качестве варваров, идея, получившая столь яркое выражение в амфиктиониях, оракулах и празднествах, была достаточно сильной, чтобы смягчить и способы ведения войны среди самих греков, но все же не могла предотвратить того, чтобы между отдельными частями греческого народа прекратились военные столкновения, и даже того, чтобы какой то город или союз городов удержать от союза с персами, если требовалось наказать кого то непокорного. В эпоху Ренессанса христианское чувство общности, силу которого нельзя приуменьшать, оказалось не в состоянии удержать малые и большие христианские города от того, чтобы во время их войн друг с другом не обращаться за помощью к турецкому султану. Также и в наше время нет такой идеи, которая заключала бы в себе подобный объединяющий авторитет. Слишком очевидно, однако, что властвующие сейчас над народами национальные идеалы работают на разъединение и на войну. Есть люди, которые предсказывают, что лишь повсеместное распространение большевистского образа мыслей может покончить с войнами, но в любом случае мы сегодня еще слишком удалены от подобной цели, и, по всей видимости, это стало бы достижимым после ужасающих гражданских войн. Таким образом, попытка заменить реальную власть властью идей сегодня еще обречена на неудачи. Ошибка в расчете начинается там, где забывают, что право у истоков своих было голой силой и что еще и сегодня оно не может обойтись без поддержки силы.

Теперь я могу прокомментировать еще одно из ваших положений. Вы удивляетесь тому, насколько легко людей охватывает военная истерия, и предполагаете, что в людях есть некий инстинкт ненависти и уничтожения, который подталкивает их к войне. И опять я должен полностью согласиться с вами. Мы верим в существование подобного влечения и как раз в последние годы стремились изучить его внешние проявления. Разрешите мне в этой связи изложить вам хотя бы часть теории влечений, к которой психоанализ пришел в результате многих проб и сомнений. Мы предполагаем, что влечения человека бывают лишь двоякого рода: либо такие, которые стремятся сохранить и объединить - мы называем их эротическими, совершенно в смысле Эроса в "Пире" Платона, или сексуальными с сознательным расширением популярного представления о сексуальности, - либо другие, стремящиеся разрушать и убивать, - мы называем их обобщенно агрессивным или деструктивным влечением. Вы видите, что речь, собственно говоря, идет лишь о теоретическом прояснении общеизвестного противопоставления любви и ненависти - противоположность, восходящая, вероятно, к более древней полярности притяжения и отталкивания, с которой вы сталкиваетесь в вашей области. Только давайте не будем торопиться слишком быстро трансформировать эти понятия в Добро и Зло. Оба эти влечения в равной мере необходимы, их взаимодействие и противодействие порождает явления жизни. И дело обстоит таким образом, что едва ли когда нибудь одно из этих влечений может проявить себя изолированно, оно всегда связано с некоторой примесью с другой стороны или, иначе говоря, сплавлено так, что цель каждого из них модифицируется и становится достижимой лишь с помощью названного сплава. Так, например, инстинкт самосохранения является, без сомнения, эротическим по своей природе, но именно он нуждается в агрессивности, чтобы претвориться в жизни. Таким же образом любовное влечение, направленное на внешние объекты, нуждается в сплаве с влечением к овладению - лишь при этом условии оно вообще будет в состоянии овладеть своим объектом. Трудности, возникающие при попытках изоляции обоих видов влечений в их внешних проявлениях, очень долго препятствовали их опознанию.

	консультация психолога