17 апреля. Вчера Ганс вспомнил свое давнишнее намерение и пошел во двор, находящийся напротив нашего дома. Сегодня он этого уже не хотел сделать, потому что как раз против ворот у платформы стоял воз. Он сказал мне: "Когда там стоит воз, я боюсь, что я стану дразнить лошадей, они упадут и произведут ногами шум". Я: "А как дразнят лошадей?" Ганс: "Когда их ругают, тогда дразнят их, и когда им кричат но но" . Я: "Ты дразнил уже лошадей?" Ганс: "Да, уже часто. Я боюсь, что я это сделаю, но это не так". Я: "В Гмундене ты уже дразнил лошадей?" Ганс: "Нет". Я: "Но ты охотно дразнишь лошадей?" Ганс: "Да, очень охотно". Я: "Тебе хотелось и стегнуть их кнутом?" Ганс: "Да". Я: "Тебе хотелось бы так бить лошадей, как мама бьет Анну. Ведь тебе это тоже приятно?" Ганс: "Лошадям это не вредно, когда их бьют. (Я так ему говорил в свое время, чтобы умерить его страх перед битьем лошадей.) Я это однажды на самом деле сделал. У меня однажды был кнут, и я ударил лошадь, она упала и произвела ногами шум". Я: "Когда?" Ганс: "В Гмундене". Я: "Настоящую лошадь? Запряженную в экипаж?" Ганс: "Она была без экипажа". Я: "Где же она была?" Ганс: "Я ее держал, чтобы она не убежала". (Все это, конечно, весьма невероятно.) Я: "Где это было?" Ганс: "У источника". Я: "Кто же тебе это позволил? Разве кучер ее там оставил?" Ганс: "Ну, лошадь из конюшни". Я: "Как же она пришла к источнику?" Ганс: "Я ее привел". Я: "Откуда? Из конюшни?" Ганс: "Я ее вывел потому, что я хотел ее побить". Я: "Разве в конюшне никого не было?" Ганс: "О, да, Людвиг (кучер в Гмундене)". Я: "Он тебе это позволил?" Ганс: "Я с ним ласково поговорил, и он сказал, что я могу это сделать". Я: "А что ты ему сказал?" Ганс: "Можно ли мне взять лошадь, бить ее и кричать. А он сказал - да". Я: "А ты ее много бил?" Ганс: "Все, что я тебе тут рассказываю, совсем неверно". Я: "А что же из этого верно?" Ганс: "Ничего не верно. Я тебе все это рассказал только в шутку". Я: "Ты ни разу не уводил лошадь из конюшни?" Ганс: "О, нет!" Я: "Но тебе этого хотелось?" Ганс: "Конечно, хотелось. Я себе об этом думал". Я: "В Гмундене?" Ганс: "Нет, только здесь. Я себе уже об этом думал рано утром, когда я только что оделся; нет, еще в постели". Я: "Почему же ты об этом мне никогда не рассказывал?" Ганс: "Я об этом не подумал". Я: "Ты думал об этом, потому что видел это на улицах". Ганс: "Да!" Я: "Кого, собственно, тебе хотелось бы ударить - маму, Анну или меня?" Ганс: "Маму". Я: "Почему?" Ганс: "Вот ее я хотел бы побить". Я: "Когда же ты видел, что кто нибудь бьет маму?" Ганс: "Я этого еще никогда не видел, во всей моей жизни". Я: "И ты все таки хотел бы это сделать? Как бы ты это хотел сделать?" Ганс: "Выбивалкой". (Мама часто грозит ему побить его выбивалкой.) На сегодня я должен был прекратить разговор. На улице Ганс разъясняет мне: омнибусы, мебельные, угольные возы - все это аистиные ящики". Это должно означать - беременные женщины. Садистский порыв непосредственно перед разговором имеет, вероятно, отношение к нашей теме.
|