В Библиотеку →

К этой группе черт характера добавляются другие, сопровождающие столкновение безудержного распространения влечений с социально запрещенными способами их удовлетворения в виде чувства вины, малодушия, нерешительности, робости или же боязни позора и наказания. Они подробно описаны мною в работе "О невротической диспозиции". Довольно часто встречаются мазохистические импульсы, чрезмерная склонность к послушанию, подчинению и самобичеванию и по этим чертам характера можно судить о психической динамике, а также о предыстории невротика. Наиболее мощным препятствием распространению влечений, несомненно, является достижение границ чувства общности. Такая констелляция действует как предостережение и в дальнейшем выполняет задачу сдерживания органического влечения. В этом случае невротик чувствует себя преступником, становится чрезвычайно совестливым и правдолюбивым, однако его установка испытывает на себе влияние фик-ции, будто он по своей сути является дурным человеком, наделенным необузданной сексуальностью, испытывающим безграничную жажду наслаждений и способным на любое злодеяние, на любые выходки, а потому обязан быть особенно осмотрительным. И в самом деле из-за своего одностороннего стремления к личной власти невротик становится врагом общества.

Аранжировка этой фикции является явно преувеличенной и служит главной задаче невротика - защититься от поражений . Защитные тенденции невротика помогают сформировать третью группу черт характера, лейтмотивом которых является предосторожность. Пожалуй, наиболее явно среди них выделяются недоверчивость и мнительность. Однако столь же регулярно встречаются чрезмерная страсть к чистоте и порядку, бережливость и постоянный контроль за своими действиями и другими людьми, и поэтому невротики обычно ничего не доводят до конца.

Все эти черты характера препятствуют предприимчивости и превращению в человека, включенного в общество, и из-за чувства вины становятся тесно связанными с боязливостью. Все заранее обдумывается, учитываются любые последствия, невротик постоянно находится в напряженном ожидании, как бы чего не случилось, а его покой все время нарушается предположениями и расчетами относительно будущего. Его мышление и поведение пронизывает грандиозная защитная система, постоянно проявляющаяся в фантазиях и сновидениях и довольно часто неизбежно усиливающаяся в результате предостережений, вследствие бессознательной аранжировки поражений, забывчивости, усталости, лени и всякого рода болевых ощущений. Огромную роль в этой защитной системе играет невротический страх, прямо или косвенно ("в виде примера") проявляющийся в самых разных формах, таких, как фобии, страшные сновидения, в истерии и неврастении и служащий сдерживанию агрессии. Тренировка всех этих защитных тенденций иногда приводит к значительному усилению дара предвидения и проницательности, по меньшей мере, к видимости такого усиления, на чем основывается представление многих невротиков о своих телепатических возможностях, особом предназначении и суггестивных способностях. Все невротики, похоже, суеверны. В данном случае черты характера этой группы соприкасаются с чертами характера первой, происходящими из идеи величия. Аналогичным образом компенсаторное проявление идеи величия следует рассматривать как защиту от чувства неполноценности.

Мне известно множество других защит, среди которых я хочу выделить мастурбацию как защиту от сексуальных отношений и их последствий, а также психическую импотенцию, ускоренную эякуляцию, перверсии, потерю сексуальной чувствительности и вагинизм, всегда встречающиеся у лиц, не способных отдать себя другим, обществу, поскольку они сами хотят над всеми господствовать. Таким же образом используются и закрепляются детские недуги, функциональные заболевания и боли, если они оказываются пригодными для того, чтобы усилить сомнения невротика и удержать его от действий, которых требует от него культура. Довольно часто им дает толчок вопрос о вступлении в брак или об овладении профессией. В таком случае из-за отсутствия готовности к кооперации у нервно предрасположенных лиц защитная тенденция дает о себе знать болезненным образом и аранжирует предупредительные щиты зачастую в удаленных сферах, в результате чего кажется, что смысл и взаимосвязь явлений отсутствуют. Однако невротик ведет себя последовательно. Он начинает избегать общество, создает для себя всяческие преграды, благодаря возникающему напряжению (например, с помощью головной боли) чинит себе препятствия в учебе и работе, рисует свое будущее в самых мрачных красках, поэтому становится бережливым, а нашептывающий ему тайный голос предостерега-ет: как может такой человек, как ты, с такими пороками и недостатками, с такими мрачными перспективами, решиться на такое чреватое последствиями дело?

Таким образом, невротик обнаруживает огромное множество связанных друг с другом черт характера, которые сообразно с жизненным планом либо развиваются, либо тормозятся. Они позволяют судить о его ненормальной установке и в итоге сводятся к утрированию и искаженным оценкам мужских и женских черт. Если мы и можем предъявить претензии к представленному выше перечню черт характера, то лишь в том, что он является чересчур схематичным, далеко не исчерпывает многочисленные взаимосвязи отдельных черт характера и показывает лишь одну сторону, хотя и существенную, из характерологии невротика. Тем не менее я убедился, что такой подход к психогенному заболеванию является и целесообразным, и возможным.

И теперь, когда я вновь обращаюсь к поднятой проблеме и опять задаю вопрос, является ли невралгия тройничного нерва психогенным заболеванием, я могу ответить на него утвердительно, основываясь на однозначных результатах своих исследований. Психическое построение и психическая динамика невралгии тройничного нерва в тщательно изученных мною случаях являются настолько цельными и настолько отчетливо выявляют изображенные выше черты характера, что ссылка на незначительную казуистику отметается сама собой. Столь же большое значение в нашем вопросе имеет следующий факт: не только само заболевание невралгией тройничного нерва придерживается описанных выше основных линий невроза, но и каждый отдельный приступ возникает в ответ на психическое переживание. Попытаюсь разъяснить на примере эти отношения невротической психики и невротического характера с заболеванием и приступом.

Пациент О. Ст., двадцатишестилетний государственный служащий, сообщил, что в связи с невралгией тройничного нерва ему предложили произвести резекцию. Заболевание длилось уже полтора года, возникло однажды ночью на правой стороне и с тех пор проявлялось в ежедневных многочисленных приступах. Через год он был вынужден примерно каждый третий-четвертый день, при особенно сильных болях, впрыскивать себе морфий. При этом каждый раз наступало облегчение. Он испытал разные способы лечения: медикаментозное с применением акотинина, тепловые и электропроцедуры - и все без успеха. Ему сделали также две спиртовые инъекции, значительно усилившие боль. Длительное пребывание на юге принесло ему некоторое облегчение, но и там у него повторялись ежедневные приступы. За это время из-за непрекращающихся приступов он полностью лишился присутствия духа и, чтобы не пришлось пожертвовать своей карьерой, решился на операцию. Только из-за того, что добросовестный хирург не мог обещать ему стопроцентного излечения, он решил спросить также и моего совета.

К тому времени мною уже был накоплен богатый опыт психогенного генеза невралгических приступов и невралгии тройничного нерва, кроме того, я мог также привлечь данные из предыдущих наблюдений. Единая формула, к которой я пришел на основании анализа и сравнения отдельных приступов, выглядела следующим образом: невралгия тройничного нерва, равно как и отдельные приступы, регулярно возникают в том случае, если аффект бессильной ярости соединяется в бессознательном с чувством ущемленности . Благодаря констатации этого факта мне удалось понять ненормальную психическую установку пациента, страдающего невралгией тройничного нерва, и выявить, что связанные с нею болезненные явления представляют собой эквиваленты аффективных процессов. Из полученных фактов напрашивается чрезвычайно важный вывод: пациент опасается оказаться униженным и ожидает этого, понятие унижения у него непомерно расширено, и он - при иных неврозах больше, при иных меньше - порой стремится к унижению и аранжирует его, чтобы вывести из этого убеждение, что он обязан защищаться, поскольку его не ценят, он неудачник и т. д. Эта установка является общей для всех невротиков и отнюдь не характерна только для невралгии тройничного нерва. Если ее редуцировать и свести к детской патогенной ситуации, то становится очевидным психический хабитус нервно предрасположенного ребенка: чувство неполноценности, компенсированное мужским протестом, чересчур обремененным честолюбием и жаждой власти. Анализ вскрывает следующие элементы этой ситуации:

1. Крипторхизм - чувство неполноценности и сомнения в том, сможет ли он с таким дефектом стать настоящим мужчиной. Об этом свидетельствуют воспоминания 6-8-летнего возраста о сексуальных атаках девочек с намерением получить разъяснения о половых различиях. Аффективное воспоминание о детских играх, в которых пациент был героем, или по меньшей мере генералом

или отцом семейства, что в данном случае одно и то же.

2. Мнимое или действительное предпочтение младшего брата (разница в возрасте между ними 5 лет), которому позволялось ночевать в родительской спальне. В этой связи пациент вспомнил о своих попытках тоже попасть в спальню родителей. Чтобы этого добиться, в детском возрасте он использовал многочисленные средства. Во-первых, страх одиночества, который ему иногда удавалось проявлять настолько явно (pavor nocturnus), что мать брала его к себе. Во-вторых, слуховые галлюцинации, которые тоже могли вызывать страх (страх как защита), шорохи, всегда доносившиеся из спальни, которые он приписывал взломщику и шел проверять. Сюда хорошо вписывается игра в генерала и в отца семейства как мужской протест в ответ на свои сомнения в собственной половой роли. (На фотографии, где пациент запечатлен в пятилетнем возрасте, он одет в девичью одежду, на его руке браслет и коралловое украшение вокруг шеи.) Смысл детского поведения и чаще всего встречающийся выход из патогенной детской ситуации проявляется здесь весьма отчетливо: "Я чувствую себя неуверенным, я не на вершине, меня не достаточно признают (предпочитают брата), мне нужно помогать, я хочу стать таким, как отец, я хочу быть мужчиной". В противоположность, надо полагать, ложной оценке: "Я не хочу быть бабой!" Довлеющая мысль ребенка: "Я хочу быть мужчиной", под-держивается противоположной мыслью: "Я бы не мог быть женщиной" или "Я не хочу быть женщиной". Третье средство проявилось в недуге, в частности, в болях, для того чтобы возместить предпочтение брата, имитировать отца, достичь равноправия и суметь исполнить свою половую роль и быть уверенным в своей мужественности.

Анализ, как это часто бывает, выявил воспоминания о действительных болях, их утрировании и симуляции. Наше внимание привлек особый род болей: почти всегда речь шла о зубной боли. В этой точке анализа у нас впервые появилось ощущение, что мы приближаемся к пониманию того, почему в данном случае выбор невроза пал на невралгию тройничного нерва. Пациент был энергичным, здоровым молодым человеком, едва ли знавшим иные боли кроме зубных. Напрашивается предположение, что в жизни пациента была фаза, на которой у него произошло отождествление: боль, чувство неполноценности, повышение значимости у окружения.

Динамика его патогенной детской ситуации здесь очевидна: возможность играть навязанную, неполноценную, болезненную женскую роль диалектически привела к усилению мужского протеста. К этому следует также отнести упрямство и своенравие, о которых его мать до сих пор вспоминает с содроганием. Среди многочисленных повседневных отправлений, дающих повод к проявлению детского упрямства, я уже называл еду, умывание, чистку зубов и отход ко сну. Здесь обращает на себя внимание тот факт, что все пациенты, страдавшие невралгией тройничного нерва, которых я помню, в большинстве случаев, в полном соответствии с описаниями разных авторов, страдали приступами во время еды, умывания, чистки зубов и отхода ко сну. Равно как и тогда, когда они ощущали холод. Вскоре после того, как у моего пациента развилось заболевание, он вернулся в деревню к своей матери и тем самым утолил свою старую тоску по детству. Мать, не зная меры в своей любви и беспокойстве о больном сыне, с опаской следила за его трапезой и всегда заботилась о том, чтобы была теплая вода для умывания. Если в период лечения ему приходилось питаться в Вене, у него возникали сильные боли, в те дни, когда он обедал дома, болей не было. После того, как пациент поправился настолько, что мог опять ходить на службу, ему пришлось снимать в Вене квартиру. В первый же день в новой квартире, как только он стал умываться холодной водой, у него тут же произошел приступ. Ряд других приступов был связан с его жаждой признания в обществе. При этом приступы могли возникать в ответ на дей-ствительное, мнимое или предполагаемое унижение. Он всегда должен был играть первую роль и не выносил, если порой его игнорировали во время беседы или если ему приходилось выслушивать разговор между другими людьми. Такая нетерпимость характерна для всех невротиков. Здесь легко распознать схему из патогенной детской ситуации: отец, мать и младший брат, а вместе с ними он как неполноценная персона. Симптом боязни общества и открытых пространств у других невротиков, когда защита от поражений осуществляется с помощью страха, порой также с помощью рвоты, мигрени и т. д., и когда пациентом тоже движет боязнь унижения, в нашем случае был заменен приступами. В других случаях невралгии тройничного нерва тоже можно обнаружить, что больные пытаются изолиро-вать себя от общества, ссылаясь на боли. Никто из них не отрицает, что помимо болей он испытывает трудности в социальной жизни. В некоторых случаях заболеванию невралгией тройничного нерва предшествовали другие симптомы, такие, как мигрень, тошнота, общие, внешне ревматические боли , ишиас, покраснения и приливы крови к лицу.

В этих ситуациях, вызывающих приступы, большую роль у нашего пациента играют сексуальные условия. Его половое поведение является совершенно нормальным и удовлетворительным. Однако у него есть одна явная черта, типичная для многих невротиков: любовная страсть становится у него силь-ной только в том случае, если есть соперник, т. е. если любовь сочетается с мужскими чертами завоевателя и агрессора. Эта черта характера пронизывает всю его любовную жизнь, несомненно, отражает ситуацию любовного треугольника времен детства и вместе с тем доказывает, что эротическая сфера полностью отравлена его политикой престижа. Отдыхая на юге, мой пациент познакомился с девушкой, за которой ухаживал до тех пор, пока не понял, что ее приданое невелико. Этого было дос-таточно, чтобы порвать с ней; однако как только он увидел, что за ней ухаживает другой, его любовь разгорелась снова. По мере того как росла его любовь, опять стали возникать еще более сильные боли, например, если он видел их наедине друг с другом, если девушка улыбалась другому и т. д. В процессе лечения нам удалось свести отдельные приступы к этим отношениям; так, у него появились боли, как только он прочел в ее письме, что она хорошо провела время в обществе. Многие приступы были связаны со временем доставки писем, когда у него появлялись мысли о том, почему девушка так долго не писала, что она наверняка развлекалась с другими и т. д. Кроме того, у него появлялись грезы и фантазии: пусть сначала девушка выйдет замуж, а затем он склонит ее к супружеской измене. Следует отметить, что эта черта характера резко усилилась у него незадолго до его заболевания, а причиной послужил один случай, на котором следует остановиться. Пока наш пациент совершал небольшое путешествие, коллега соблазнил его возлюбленную. У него появились мысли об убийстве. В этот аффективно насыщенный период произошло еще одно событие. Ему показалось, что жена начальника делает ему авансы. Однако, похоже, супруг тоже это заметил и стал притеснять его на службе. Чтобы не пострадала его карьера, моему пациенту пришлось смириться, втайне, однако, негодуя. Ночью, перед тем как начальник должен был вернуться из отпуска, разразился первый приступ невралгии тройничного нерва, причем настолько сильный, что он кричал и бушевал и смог немного успокоиться только после инъекции морфия. На следующий день он не пошел на службу и взял отпуск по болезни, чтобы подлечиться. В разговоре со всеми врачами, в том числе и со мной, он подчеркивал желание поскорее вновь вернуться на службу. Ему было обещано сделать все возможное. В частности, спиртовая инъекция должна была сразу же сделать его дееспособным. Каков результат - мы видели. Но мы знаем также, почему она так подействовала: его истинное, бессознательное стремление было направлено на то, чтобы не стать дееспособным, чтобы нельзя было вернуться на службу. Только одну мысль невозможно было вытеснить - мысль о том, как выйти из этой ситуации мужчиной, победителем, и эта мысль представлялась ему в духе патогенной детской ситуации: "Я хочу к матери!" Только в доме матери его состояние несколько улучшилось, он стал поправляться, предварительно продемонстрировав с помощью участившихся приступов (особенно во время еды), что его заболевание опасно для жизни и ему грозит смерть от голода, и тем самым сделав свою испуганную мать еще более уступчивой.

	консультация психолога