В Библиотеку →

Вторая часть

Индивидуализация

Функция бессознательного

Предназначение, возможная цель находится за пределами тех альтернативных представлений, о которых шла речь в предыдущей главе. Это путь индивидуации. Индивидуация означает становление "неделимым" ("in-dividual") (От лат. in-dividuus "неделимый", но еще и "неразделенный", "неразведенный", "нерасщепленный"), и коль скоро "индивидуальность" заключает в себе нашу глубочайшую, крайнюю и бесподобную особенность, она также подразумевает становление человека самим собой. Поэтому мы могли бы истолковать индивидуацию как "путь к себе" или как "самоосуществление".

Рассмотренные в предыдущих главах возможные пути развития, были, по сути, отчуждением самости (отдалением от себя. - А. А.), способами лишения самости ее реальности в пользу внешней роли или воображаемого значения. В первом случае самость отступает на задний план, уступая место социальному признанию; в последнем она отступает перед самовнушенным значением изначального образа. В обоих случаях коллективное имеет превосходство. Отказ от себя в пользу кол-лектива соответствует общественному идеалу; самоотречение даже слывет общественным долгом и добродетелью, хотя им также можно злоупотреблять в эгоистических целях. Эгоистов (egoists) называют "заботящимися о себе" (selfish), но это слово конечно же не имеет ничего общего со значением слова "(сам)ость", в каком я его здесь употребляю. С другой стороны, самоосуществление кажется противостоящим самоотречению. Это довольно распространенное заблуждение, вызванное недостаточным разграничением индивидуализма и индивидуации. Индивидуализм означает умышленное подчеркивание и возвышение предполагаемого своеобразия личности в ущерб коллективным интересам и обязательствам. Индивидуация же подразумевает как раз лучшее и более полное осуществление человеком своих коллективных качеств, так как соответствующее внимание к своеобразию индивидуума в большей мере способствует лучшему исполнению социальных ролей, чем пренебрежение этим своеобразием или его подавление. Своеобразие индивидуума нельзя понимать как всякую необычность или странность его субстанции (substance) (Вероятно, Юнг использует здесь понятие субстанции и самом общем смысле, как носители явления.) или его компонентов; гораздо правильнее будет понимать своеобразие как уникальное соединение или постепенную дифференциацию функций и способностей, которые сами по себе универсальны. На лице любого человека есть нос, два глаза и т. д. но эти универсальные, родовые особенности вариабельны, и именно их вариабельность делает возможным факт индивидуальных особенностей каждого лица. Поэтому индивидуация может лишь означать процесс психологического развития, осуществляющего данные индивидуальные особенности; другими словами, индивидуация это процесс, благодаря которому человек становится определенным, уникальным существом, каковым он в действительности и является. Осуществляя себя, он однако не становится "эгоистичным" (selfish) в обычном смысле этого слова, но просто реализует своеобразие своей натуры, а это, как мы уже говорили, совсем не похоже на эготизм или индивидуализм.

Далее, коль скоро человеческий индивидуум, как живая единица, состоит из исключительно универсальных факторов, он целиком и полностью коллективен и потому ни в каком отношении не противопоставлен коллективной организации. Следовательно, индивидуалистическое подчеркивание своей собственной специфичности противоречит этому основному факту живого бытия. С другой стороны, индивидуация стремится к живому взаимодействию всех факторов. Но поскольку универсальные факторы всегда проявляются лишь в индивидуальной форме, то их полный учет также будет производить индивидуальный результат, при том единственный в своем роде, который невозможно превзойти ничем иным, и менее всего индивидуализмом.

Цель индивидуации не что иное, как освобождение самости от фальшивых оберток персоны, с одной стороны, и лишение изначальных образов их суггестивной силы, с другой. Из всего сказанного в предыдущих главах, должно быть достаточно ясно, что такое персона с психологической точки зрения. Но когда мы обращаемся к другой стороне, именно, влиянию коллективного бессознательного, то обнаруживаем, что попадаем в темный внутренний мир, гораздо более трудный для понимания, чем психология персоны, доступная, в принципе, любому нормальному человеку. Всякий знает, что значит "напускать на себя официальный вид" или "играть социальную роль". С помощью персоны человек пытается выглядеть тем или иным, либо скрывается за маской, а то и сооружает себе определенную персону в качестве баррикады. Так что проблема персоны не должна бы представлять больших интеллектуальных трудностей.

Однако, совсем другое дело общедоступно описать те тонкие внутренние процессы, которые вторгаются в сознательный ум с такой суггестивной силой. По-видимому, лучше всего мы можем изобразить эти влияния с помощью примеров душевных болезней, творческого вдохновения и религиозного обращения. Превосходное описание такой внутренней трансформации, взятое, так сказать, из жизни, можно найти в новелле Г. Дж. Уэллса "Отец Кристины Альберты". Изменения подобного рода описаны также в великолепно написанной книге Леона Доде. Обширный материал содержится в "Многообразии религиозного опыта" У. Джемса. Хотя во многих такого рода случаях замешаны некоторые внешние факторы, либо прямо обусловливающие изменения личности, либо, по крайней мере, создающие возможность таких изменений, все же это далеко не всегда те случаи, когда внешний фактор служит достаточным объяснением этих изменений. Мы должны признать тот факт, что интересующие нас изменения личности могут быть следствием субъективных внутренних причин, мнений и убеждений, когда внешние стимулы или вовсе не играют никакой роли, или их роль весьма незначительна. При патологических изменениях личности это, можно сказать, даже является правилом. Случаи психозов, которые представляют собой ясную и простую реакцию на губительное внешнее событие, относятся скорее к исключениям. Поэтому, для психиатрии, врожденная или приобретенная патологическая предрасположенность составляет весьма важный этиологический фактор. То же самое, вероятно, справедливо и для большинства случаев творческой интуиции, ибо вряд ли можно предположить чисто причинную связь между падением яблока и теорией тяготения Ньютона. Подобным же образом все религиозные обращения, которые невозможно проследить до суггестии и зарази тельного примера в качестве их непосредственной причины, опираются на независимые or каких-либо внешних влияний внутренние процессы, достигающие апогея в изменении личности. Как правило, эти процессы имеют характерную особенность, являясь подпороговыми, то есть бессознательными, вначале и достигающими сознания только постепенно. Момент вторжения может, однако, быть совершенно внезапным, так что сознание мгновенно затопляется потоком крайне странных содержаний, о существовании которых, казалось бы, трудно было даже подозревать. Именно такое мнение может сложиться у неспециалиста или даже у самого субъекта такого опыта, но профессиональный наблюдатель знает, что психологические события никогда не происходят вдруг. На самом деле это вторжение подготавливается в течение многих лет, а часто подготовка к нему занимает полжизни, и уже в детстве можно было бы обнаружить весь набор знаменательных признаков, которые в более или менее символической манере намекают на будущие ненормальные события. Мне вспоминается, в качестве примера, один душевнобольной, отказывавшийся от любой пищи и создававший неимоверные трудности в связи назальным кормлением. Фактически, каждый раз требовалась анестезия для того, чтобы можно было ввести пищевой зонд через нос. Больной умудрялся каким-то удивительным способом заглатывать свой язык, проталкивая его назад и глотку, что было тогда для меня совсем новым и неизвестным фактом. В период ясного сознания я услышал от него следующую историю. Еще мальчиком он часто обдумывал идею как можно покончить с собой даже тогда, когда использовались бы любые мыслимые меры, чтобы помещать ему. Сначала он пытался сделать это задерживая дыхание, пока не обнаружил, что в полубессознательном состоянии он против своей воли снова начинал дышать. Поэтому он оставил эти попытки и подумал: может быть, он добьется своего, если откажется от пищи. Эта фантазия удовлетворяла его до тех пор, пока он не открыл для себя, что питание ему могут вливать через назальную полость. Тогда он стал обдумывать, как можно было бы перекрыть и этот вход. Так он натолкнулся на мысль проталкивать свой язык назад. Сначала его постигла неудачу; тогда он начал регулярно упражняться и делал это до тех пор, пока, наконец, не преуспел в заглатывании собственного языка примерно тем же способом,как это иногда непреднамеренно случается под наркозом, а в его случае, по-видимому, и результате искусственно вызванного расслабления мышц корня языка.

Вот таким странным образом действий этот мальчик готовил почву для будущего психоза. После второго приступа он стал неизлечимым. Это лишь один пример среди многих других, но и его достаточно, чтобы показать, как последующее, кажущееся со стороны неожиданным вторжение чуждых содержаний на самом деле оказывается вовсе не неожиданным, а скорее представляет собой результат бессознательного развития, продолжавшегося годами.

Следующий важный вопрос: в чем заключаются эти бессознательные процессы? И как они конституируются? Разумеется, пока эти процессы остаются бессознательными, о них невозможно ничего сказать. Но время от времени они сами обнаруживают себя частично в симптомах, частично в действиях, мнениях, аффектах, фантазиях и сновидениях. С помощью такого доступного наблюдению материала мы можем сделать косвенные выводы относительно положения и устройства бессознательных процессов на текущий момент и их развития. Однако, не следует заблуждаться насчет того, что тогда бы нам удалось раскрыт!, действительную природу бессознательных процессов. Мы никогда не продвинемся в ее понимании дальше гипотетического "как если бы".

"Смертным не дано проникнуть в глубины природы", и даже в глубины бессознательного. Мы знаем, однако, что бессознательное никогда не остается в покое. Кажется, будто оно всегда в действии, ибо и во сне мы видим сновидения. Хотя многие люди заявляют, будто никогда не видят снов, вполне вероятно, что они просто не помнят своих сновидений. Знаменательно, что разговаривающие во сне люди обыкновенно не помнят ни сновидения, которое помогло им начать говорить по сне, ни даже того, что им вообще что-то снилось. Не проходит и дня, чтобы мы не допустили обмолвку, или чтобы из нашей памяти не ускользнуло что-то такое, что в другое время мы твердо помним, или чтобы нас не охватило настроение, причину которого мы не можем установить и т. д. Все это признаки устойчивой бессознательной активности, которая становится непосредственно видимой по ночам в сновидениях, но лишь время от времени прорывается через запреты нашего дневного сознания.

Насколько позволяет наш сегодняшний опыт, мы можем утверждать, что бессознательные процессы находятся в компенсаторном отношении к сознательному уму. Я специально употребляю слово "компепсаторный", а не "противоположный", потому что сознательное и бессознательное не обязательно находятся в оппозиции друг к другу, а дополняют одно другое, образуя целокупность (totality), которая и есть самость. Согласно этому определению, самость представляет собой величину высшего порядка по отношению к сознательному эго. Самость охватывает не только сознательную, но и бессознательную психику, и потому является, скажем так, личностью, коей мы также являемся. Достаточно легко представить себе, что мы обладаем душой-частью. Поэтому мы можем, например, без особого труда сознавать себя в качестве персоны. Но создание ясной картины того, что мы представляем из себя как самость, не по силам нашему воображению, ибо в этом действии часть должна была бы охватить целое. И нет надежды па то, что мы когда-либо сможем достичь даже приблизительной сознательности самости, ибо как бы мы не старались увеличить область сознаваемого, всегда будет существовать неопределенное и неопределимое количество бессознательного материала, принадлежащего целокупности самости. Следовательно, самость всегда будет оставаться супраординатной величиной.

Бессознательные процессы, компенсирующие сознательное эго, содержат в себе все те элементы, которые необходимы для саморегулирования души (psyche) в целом. На личном уровне, эти элементы представляют собой непризнаваемые сознательно личные мотивы, обнаруживающие себя в сновидениях, или не учтенные нами значения повседневных ситуаций и не сделанные выводы, или сдержанные чувства и критику, от которой мы воздержались. Но чем больше мы осознаем себя вследствие самопознания и ведем себя соответственно, тем меньше будет становиться слой личного бессознательного, который накладывается повepx коллективного бессознательного. Таким образом возникает сознание, которое больше не заключено в ограниченном, сверхчувствительном, частном мирке эго, а свободно принимает участие в более широком мире объективных интересов. Это расширенное сознание уже не тот обидчивый, эгоисти-ческий комок личных желаний, страхов, надежд и амбиций, всегда требовавший компенсации или корректировки со стороны бессознательных контртенденций. Теперь оно выполняет функцию установления отношений с множеством объектов, включая индивидуума в неограниченное, обязывающее и неразрывное общение с миром в целом. Возникающие па этой стадии осложнения представляют собой уже не конфликты эгоистических желаний, а общие трудности, касающиеся нас в той же мере, как и других. В принципе, на этой стадии речь идет о коллективных проблемах, которые активировали коллективное бессознательное, так как они требуют коллективной, а не личной компенсации. Теперь мы можем увидеть, что бессознательное вырабатывает содержания, имеющие силу (valid) не только для "обремененною" ими человека, но и для других, фактически, для очень многих, а возможно и для всех людей.

Представители племени, живущего в тропических лесах центральной Африки (в районе горы Элгон), объяснили мне, что есть два вида сновидений: обычный сон маленького человека и "великое сидение", которое приходит только к великому человеку, например, к знахарю или вождю. Обычным сновидениям значения не придают, но если кому-то приснился "большой сон", он созывает все племя, чтобы рассказать его всем.

Как человек узнает, было ли его сновидение "большим" или "маленьким"? Оказывается, по инстинктивному чувству значительности. Он чувствует себя настолько переполненным впечатлением от увиденного сна, что никогда бы и не подумал скрыть это сновидение от других. Он просто должен рассказать его, исходя из психологически верного предположения, что оно значимо для всех. Даже у нас сновидения, содержащие коллективные мотивы, вызывают чувство важности, побуждающее к сообщению. Такое сновидение следствие конфликта взаимоотношений, и потому должно быть встроено в наши сознательные отношения, так как оно компенсирует именно их, а вовсе не какую-то внутреннюю личную причуду.

	консультация психолога