Неслыханное многообразие индивидуальной жизни обусловливает постоянные изменения, которые часто сам врач делает совершенно неосознанно, причем они могут совсем не соответствовать его теоретическому вероисповеданию. В связи с проблемой темперамента я не могу не упомянуть, что есть люди сущностно духовной и сущностно материалистической ориентации, причем не следует думать, что такая установка является случайно приобретенной. Часто это врожденные пристрастия, не истребимые никакой критикой и никаким убеждением, бывают даже случаи, когда стопроцентный материализм по сути является бегством (Ausweichen) от религиозного темперамента. Обратным случаям сейчас верят еще легче, хотя они встречаются не чаще других. Это тоже показание, которым, по моему мнению, нельзя пренебрегать. Когда употребляется выражение "показание", то можно подумать, что тут, как и везде в медицине, подразумевается показание к той или другой терапии. Возможно, так и должно быть, но психотерапия сегодня еще до этого не дозрела, и слово "показание" пока означает не более чем простое предостережение от односторонности. Человеческая психика - явление чрезвычайно двойственное. В каждом конкретном случае нужно задавать себе вопрос, действительно ли данная установка или конституция органична - или же только компенсация противоположной. Я должен признаться, что в этом отношении так часто ошибался, что теперь в каждом конкретном случае, по возможности, воздерживаюсь от всех теоретических предположений о структуре невроза и о том, что пациент может и должен. Я стараюсь принимать решения о терапевтических целях на основе чистого опыта. Это может показаться странным, ведь обычно предполагается, что у терапевта есть цель. Мне кажется, в психотерапии как раз полезно, чтобы у врача не было слишком определенной цели. Он вряд ли знает лучше, чем природа и воля больного к жизни. Ведь великие решения человеческой жизни, как правило, намного больше подчиняются инстинктам и прочим таинственным неосознаваемым факторам, чем сознательной воле и благонамеренной разумности. Туфли, подходящие одному, жмут другому, всеобщего жизненного рецепта нет. У каждого есть своя собственная форма жизни, иррациональная форма, которую не может превзойти никакая другая. Все это, конечно, не мешает максимально возможной нормализации и рационализации. Если терапевтический успех удовлетворителен, то на этом можно и остановиться. Но если он недостаточен, то терапии волей-неволей приходится ориентироваться на иррациональные данности больного. Здесь мы должны следовать за природой-поводырем, и действия врача не столько лечение, сколько развитие заключенных в пациенте творческих ростков. То, о чем я говорю, находится между началом развития и концом лечения. Мой вклад в вопросы терапии ограничивается теми случаями, когда рациональное лечение не приносит желаемого результата. Материал, которым я располагаю, имеет специфический состав: свежих случаев совсем мало. Большинство пациентов уже прошли какое-либо психотерапевтическое лечение с частичным или отрицательным успехом. Приблизительно треть вообще не болеет каким-либо клинически диагностируемым неврозом, но страдает от бессмысленности и беспредметности жизни. Я ничего не имею против того, чтобы назвать это общим неврозом нашего времени. Почти две трети моих пациентов находятся во второй половине жизни. Этот специфический материал оказывает рациональным методам лечения особое сопротивление, - возможно потому, что социально адаптированным индивидам с выдающимися способностями нормализация ничего не дает. А что касается так называемых нормальных людей, то я тем более не могу выложить им готовую жизненную философию. В большинстве таких случаев ресурсы сознания исчерпаны - англичане обычно говорят про это "I am stuck" - я застрял. Именно потому я и стараюсь искать неизвестные возможности. Я ведь ничего не могу сказать пациенту на вопрос: "Что Вы мне посоветуете? Что мне делать?" Я тоже этого не знаю. Я знаю только одно: если сознание не видит перед собой пути и застревает, то бессознательная душа среагирует на нестерпимый застой. Это застревание - психический процесс, столь часто повторявшийся в ходе развития человечества, что он стал мотивом многих сказок и мифов, где есть волшебный корень (Springwurzel) для закрытой двери или животное-помощник для обретения скрытого пути. Другими словами, застревание является типичным событием, которое вызывало з ходе истории и типичные компенсаторные реакции. Поэтому, вероятно, можно рассчитывать, что в реакциях бессознательного (например, в снах), возникнет нечто соответствующее. В таких случаях я поначалу уделяю основное внимание сновидениям. Я делаю это вовсе не потому, что зациклился на идее исключительного значения снов для психотерапии, и не потому, что обладаю таинственной теорией сновидений, а просто от безвыходности. Я не знаю, где еще можно взять что-нибудь, поэтому пытаюсь найти недостающее в снах; они дают воображаемые образы, намеки это все-таки больше, чем ничего. У меня нет теории снов, я не знаю, как возникают сновидения. Я вообще не уверен, заслуживает ли мой способ обращения со снами названия метод. Я разделяю все предрассудки против толкования сновидений как квинтэссенции ненадежности и произвола. Но, с другой стороны, я знаю, что почти всегда при этом что-то получается, особенно если достаточно долго медитируешь над сном, постоянно думаешь о нем. Это "что-то", конечно, не такой научный результат, которым можно похвастаться или рационализировать, но это практически важный намек, показывающий пациенту, куда нацелен неосознанный путь. Для меня не важно, чтобы результат размышления над сном был научно достоверным и неопровержимым - это побочная, аутоэротическая цель. Я удовлетворен, если это что-то говорит пациенту и дает ход его жизни. Таким образом, единственный критерий, который я могу признать, - это факт, что результат моих усилий действует. Своего научного конька - желание всегда знать, почему это действует, приходится отложить для досуга. Бесконечно многообразны содержания инициальных снов, т.е. сновидений в начале терапии. Во многих случаях поначалу сны ведут назад в прошлое и напоминают забытое и утраченное - ведь состояния застоя и дезориентации случаются при односторонней направленности жизни. Тогда может внезапно наступить так называемая потеря либидо. Вся предшествующая деятельность становится неинтересной, даже бессмысленной, и ее цели перестают быть желанными. То, что у одного -лишь мимолетное настроение, у другого может стать хроническим состоянием. В этих случаях часто бывает, что другие возможности развития личности лежат погребенными где-то в прошлом, и никто, даже пациент, об этом не знает. Сон же может обнаружить след. В других случаях сновидение указывает на факты настоящего, которые никогда не представлялись сознанию проблематичными или конфликтогенными например, брак, социальное положение и т.д. Эти возможности еще находятся в области рационального, и мне, наверное, было бы нетрудно объяснить такие сны.
|