 |
|
|
||||||||||||||
|
|
|
|
|||||||||||||
|
|
|
||||||||||||||
|
Альфред Адлер - "О нервическом характере"
Исследование невротического характера - существенная часть психологии неврозов. Как и все психические явления, его можно понять, только поняв душевную жизнь в целом. Достаточно поверхностного знакомства с неврозом, чтобы обнаружить нечто особенное. Все авторы, занимавшиеся проблемой нервозности, с особенным интересом фиксировали определенные черты характера. По общему суждению, невротик обнаруживает ряд резко проступающих черт характера, которые развиты в более высокой степени, чем у нормального человека. В большинстве историй болезни фигурируют: большая чувствительность, возбудимость, раздражительность, внушаемость, эгоизм, тяга ко всему фантастическому, отрыв от действительности, а также более специфические черты, такие как властолюбие, злобность, жертвенная доброта, кокетливый нрав, трусость и пугливость, рассеянность. Нужно было бы перечислить всех основных авторов, чтобы подтвердить их вклад в это понимание невроза. Из новых исследователей особо следует назвать Л. Жане, продолжающего традиции знаменитой французской школы, автора известных остроумных анализов. В особенности его акцент на чувстве неполноценности невротика так согласуется с приводимыми мною данными, что в своих работах я могу усмотреть развитие этого важнейшего фундаментального факта душевной жизни невротика. Мои положения о единстве личности означают к тому же постоянный психологический выигрыш, который решил загадку double vie полярности, амбивалентности (Блейлер). При анализе психогенных болезненных состояний, уже после очень короткого наблюдения, всегда выступает вперед одно и то же явление, а именно: картина нее' роза в целом, так же как и все его симптомы, находятся под влиянием воображаемой конечной цели, мало того - спроектированы ею. Эта конечная цель имеет формирующую, направляющую, аранжирующую силу. Ее можно понять исходя также из направления и "смысла" болезненных симптомов. При попытках отказаться от этого приема остается беспорядочное нагромождение влечений, инстинктов, компонентов, слабостей и аномалий, и тогда невроз превращается в сплошной хаос, который одних- отталкивает, другие же предпринимают отважные, но малопродуктивные исследовательские экспедиции. Если же постоянно иметь в виду конечную цель, как причинную финальность (В. Штерн), то эта, обычно темная, душевная сутолока проясняется и читается как открытая книга. Пьер Жане определенно был близок к такому пониманию невроза, что вытекает из его классических очерков о "духовном состоянии истериков" (1894). Но он отказался от обстоятельного изложения. Он подчеркивает: "Я описывал до настоящего времени только общие и простые черты характера, которые, в их соединении и под влиянием определенных внешних обстоятельств, могут создавать манеры поведения и действия странного вида в любых формах. Развивать дальше такое описание недопустимо, так как тогда оно стало бы больше похоже на нравоучительный роман, чем на клиническую работу". С такой установкой, которой он оставался верен вплоть до своих последних трудов, этот автор не достиг пути к синтезу, несмотря на свое ясное понимание связи психологии неврозов и философии морали. Джозеф Брейер, знаток немецкой философии, "нашел алмаз на дороге". Он обратил внимание на "смысл" симптома и хотел узнать о его происхождении и цели у единственного, кто мог на это ответить, - у пациента. Так этот автор основал метод, который претендует на историческое и генетическое разъяснение индивидуально-психологических явлений, с помощью одного предварительного предположения - детерминированности психических явлений. Как этот метод был расширен и развит Зигмундом Фрейдом, с чем связано бесчисленное множество гипотез, опробованных и вновь отвергнутых решений, - все это принадлежит современной истории и находит как признание, так и возражения. Не столько следуя своей критической склонности, сколько с целью выдвинуть собственную точку зрения, я хотел бы выделить из плодотворных и ценных достижений Фрейда три его фундаментальных воззрения, которые я считаю ошибочными, так как они преграждают путь к пониманию невроза. Первое возражение касается понимания либидо как движущей силы события в неврозе. Именно невроз более отчетливо, чем нормальное психическое поведение, показывает, как благодаря невротической постановке цели чувство удовольствия, смягчение его тона и его сила определяются направлением этой цели, так что невротик, собственно говоря, может следовать соблазну получения удовольствия только благодаря своей, так сказать, здоровой психической энергии, в то время как "более высокие цели" считаются невротическими. Но если переводить "либидо" многозначным понятием "любовь", то посредством расширения смысла этого слова им можно не объяснить, но описать все, что происходит в мире. Благодаря такому описанию у многих создается впечатление, что все человеческие порывы прямо-таки кишат "либидо", в то время как на самом деле счастливый искатель извлекает только то, что он туда заранее вложил. Последние интерпретации создают впечатление, что фрейдовское учение о либидо с бешеной быстротой развивается в направлении нашего исходного пункта - понятия социального чувства и стремления к личностному идеалу ("идеальное Я"), что можно было бы только приветствовать в интересах растущего взаимопонимания. В качестве невротической постановки цели мы обнаружили возвышение личностного чувства, простейшая формула которого может быть узнана в утрированном "мужском протесте". Формула: "Я хочу быть мужчиной в полном смысле этого слова!" - есть управляющая фикция, так сказать "фундаментальная апперцепция" в любом неврозе, для которого она требует действительных ценностей в большей степени, чем для нормальной психики. В эту руководящую мысль включаются также либидо, сексуальный инстинкт и склонность к перверзии, откуда бы они ни брались. Ницшевская "воля к власти" и "воля к видимости" во многом соответствуют нашим положениям. В некоторых пунктах они соприкасаются со взглядами Фере и более старых авторов, согласно которым в чувстве власти коренится ощущение удовольствия, а в чувстве бессилия - неудовольствия. Второе возражение касается фрейдовского основного положения о сексуальной этиологии неврозов, воззрения, рискованно близко с которым находился Пьер Жане, когда поднял вопрос: "Может быть, половое ощущение должно быть центром, вокруг которого строятся другие психологические синтезы?" Такое использование сексуального образа свойственно многим людям, и особенно невротикам. У мистиков, таких как Баадер, часто обнаруживаются сбивающие с толку образы. Даже язык с его склонностью к пластичности расставляет простодушному исследователю рискованные ловушки. Психологи не должны позволить себя обмануть. Сексуальное содержание в невротических феноменах происходит преимущественно из идеального противопоставления мужского и женского начал ("мужское-женское") и возникает посредством преобразования формы мужского протеста. Сексуальный стимул в фантазии и в жизни невротика руководствуется мужской постановкой цели, и по сути своей - не инстинкт, а принуждение. Вся картина сексуального невроза есть притча, в которой отражается дистанция пациента от его фиктивной мужской конечной цели и то, как он старается эту дистанцию преодолеть или увековечить. Странно, что Фрейд, тонкий знаток символики в жизни, был не в состоянии разобраться в символике сексуальной апперцепции, распознать сексуальное как жаргон, как modus dicendi. Но мы сможем понять это, если увидим его третью основную ошибку, а именно, гипотезу, будто невротик находится под принуждением инфантильных желаний, прежде всего желаний инцеста, которые оживают каждой ночью (теория сновидений), а также - при определенных поводах - в действительности. На самом деле все инфантильные желания сами по себе уже находятся под воздействием фиктивной конечной цели, и сами преимущественно носят характер некой управляющей, но включенной мысли и очень хорошо подходят, благодаря экономичности мышления, для символики психических расчетов. Какая-нибудь больная девушка, которая в течение всего детства, пребывая в особенной неуверенности, опирается на отца и при этом хочет превзойти мать, может при случае ухватить эту психическую констелляцию в "инцестуальной притче", как если бы она хотела быть женой отца. При этом конечная цель уже задана и действует: ее неуверенность можно устранить только в том случае, если девушка находится при отце. Ее растущее психо-моторное развитие, ее неосознанно действующая память отвечают на все ощущения неуверенности одинаковой агрессией: предварительной установкой бегства к отцу, как будто она его жена. Там она имеет то самое, установленное в качестве цели, более высокое личностное чувство, которое заимствовала от мужского идеала ее детства, сверхкомпенсацию ее чувства неполноценности. Она поступает символически, когда пугается какого-либо любовного ухаживания или брака, которые угрожают новыми унижениями ее личностному чувству, поскольку в них она находит большие трудности, чем находясь при отце. И ее позиция готовности целесообразно направляется против естественной женской судьбы, заставляя искать уверенность там, где она находила эту уверенность всегда, - у отца. Она применяет некий трюк, руководствуется бессмысленной фикцией, но тем самым может уверенно достичь своей цели - уклониться от женской роли. Чем больше ее чувство неуверенности, тем сильнее цепляется такая девушка за свою фикцию, принимает ее почти буквально, и так как человеческое мышление с радостью склоняется к символической абстракции, пациентке (а при некотором усилии - и аналитику) иногда удается стремление невротиков: защититься, заключить себя в символический образ - инцестуальное влечение, получить превосходство, как это было при отце. Фрейд вынужден был усматривать в этом процессе, направленном на некую цель, оживление инфантильных желаний, потому что он представлял последние как движущие силы. Мы распознаем в этом инфантильном способе работы, в распространенном! применении защитных вспомогательных конструкций, в качестве которых мы рассматривали невротическую фикцию, в этой всесторонней, далеко простирающейся моторной подготовке, в сильной тенденции к абстракции и символизации - целесообразные средства невротика, который хочет приобрести уверенность, достичь возвышения личностного чувства, мужского протеста. Невроз показывает нам выражение ошибочных намерений. Любые помыслы и поступки можно проследить в ретроспективе, вплоть до детских опытов. Во фрейдовской "регрессии" душевнобольной нем не отличается от здорового. Различие только в том, это первый строит себя на далеко идущих заблуждениях, что он принял неверную позицию в жизни. Но "регрессия" есть все-таки нормальный случай помыслов и поступков. Если мы добавим к этим критическим замечаниям вопрос: как осуществлялись невротические явления, почему пациент хочет быть мужчиной и беспрестанно старается привести доказательства своего превосходства, откуда он имеет более сильную потребность личностного чувства, почему он совершает такие психические затраты, чтобы добиться защиты, короче говори вопрос о конечной причине этих трюков невротической психики, - на это можно дать ответ, который подтверждается любым исследованием: в начале развитая невроза в качестве угрозы стоит чувство неуверенности и неполноценности и властно требует некой управляющей, надежной, успокаивающей постановки цели, конкретизации позиции превосходства, чтобы сделать жизнь терпимой. Сущность невроза состоит из увеличенных затрат имеющихся психических средств. Среди них особенно выдаются: вспомогательные конструкции и шаблоны ~ в мышлении, поступках и желаниях.
|
|
||||||||||||||